Новый Вавилон

Леонард Шварц

 

Конечно, падение вавилонской башни последовало за смешением и подтасовкой слов.

Вавилон, языков начало, песня до слов.

Вавилон — это ноль и земля, средне–английская почва с арабской цифрой, назовём его Ноль Земли.

Высокомерие сердца и демонстрация демиурга, зиккурат, нацеленный в нерождённое солнце, во рту его рот желания: богов создаёт человек.

Здесь стоял Северный Фаллос и Южный, теперь зевают курящиеся  провалы, дым вещества разнося по меняющимся морским бризам.

В этих дымах роятся тела, мы вдыхаем друг друга. Вавилон и Кабул.

Размножается Арес по мировым столицам: крошево фурнитуры пилотных кабин вращается, иностранцы моргают в кратерах Марса.

Кабул —  Вавилон: библия где–нибудь в раздевалке мотеля в Алабаме ли, в Бирмингеме, экспланада Батарейного Парка и зал ожиданияв аэропорту Санто Доминго.

Кашгарская девушка, чёрноволосая и чёрноглазая, может, тринадцатилетняя? В красном платье, глядящая восхищённо на иностранку, попавшуюся по дороге, нежно пытаясь ртом сказать ей единственное — по–английски — слово: привет!

Прыткий наш Вавилон, переплавивший что–то, сумасшедший и экстравагантный, беззастенчивый и взыскующий высоту.

Ты Месопотамия в прошлом — суперсила эпох, отхлынув  от Гильгамеша, а теперь ты — Ирак.

Вавилон, ты — Багдад и Белград и наш дворик, мир — сам с собой непрерывно торгующий именами — Центр.

Три языка в Вавилоне, а лепет трёх тысяч; как детский слюнявчик, подвязан Манхаттан.

Младенец лепечет сагу о львах, поедающих книги. Эти львы съели книги, и Вавилон — книги на полках Библиотеки Случайных Событий.

Нет черни в законе в том Вавилоне, любая речь равнoценна.

Вот лезвие, срезавшее Вавилон, а вот борозда, откуда он вышел, ни одно зерно не сказало "нет".

Вавилон омыл своих предков печалью, наградил своих строителей медленными червями.

Вавилон родился, его строили краны и раны, жизненный путь — кинжал, войны, начавшиеся с катастрофы в постели.

Кто брил свои промежности вавилонской боксёрской бритвой, родился от строительного мусора, священные бaбуны патрулировали окрестности.

Вавилон — это Будда, обходящийся без слов, Вавилон — это спаривание, гром, киты бубнящие, дождь, укор и топор, это буше–бен–ладен и слава.

Отвесные фасады покарёжены, как поверхности скал, так много отвязанных гор, капитан FBI повторяет: "моя ошибка".

Волн бубнеёж и причалов, торговцев, город, гордый железом и мозгом, лепет и бубнение кафдр и хвастовства, это слова на кончике языка или беда в ноздрях сопящего буйвола.

Параллельно и согласованно я падаю с вавилонской башней.

Я не могу насладиться даже листом травы, если не знаю, что здесь ручка сабвея или магазин аудио или другой знак, что люди не полностью пожалели о жизни.

Спотыкание и заикание, камень гладкий, как кожа, башни раскачиваются на ветру, как человек, у которого не язык во рту, а полуживая кукла.

Это пекарня с раскалёнными булками, где пироги безразмерны, чьи батоны вселяют ужас, окроплённые болью.

Это плоть в искрах рассола, асфальт, раскрошенный в лихорадке, это волки в кровавом вое на сгорбленный месяц сердца.

Побитый игрок в баллистический мяч, Вавилон — сосулька во рту у тебя , словно флейта звучащая каплями падащими на барабаны.

Башни, чьи мельтешащие усики напоминают винограные лозы с подпорками, их убрали по требованию Диониса при встрече востока с западом, нежелание, скрепя сердце, осадить своё Я.

Вавилон, только шествие слов, вооружённых факелами, мечты, опрокинутые всё большими грёзами, истина каждого кратера — Большой Взрыв, пробудивший нас, пропасть между "это случайность" и "Господи, это  намеренно!", бомбардировщик Б1 здесь строил мёртвым ходом винта, мёртвый ход к мёртвому ходу, к мёртвому ходу, и ещё, нагнетая,"гетто", барьеры, наша республика страха.

Эластичный, чтоб двигаться с ветром, и жёсткий вполне, чтобы мы не заметили этого.

Вавилон — резинка жевательная, прилипшая к твоему лицу.

Присутствие — Вавилон, и отсутствие — Вавилон. Только праздник присутствия и более ничего.

Нет больше боящихся взрывов, нет больше оккупирующих земли: святые взрывы, оккупированные земли.

Вавилон, так вопит человек, прыгающий с высот, где нету другого, кто услышить его; Вавилон — это воображение в полёте — себя, миг, длящийся  в бессознательном Вавилона.

Вавилон — солнечный луч, стеревший замные границы, поле, заминированное светом.

Вот так–то вам, Вавилон!

Если архитектура это музыка замороженная, тает она, дымные черепки и мелодия и раскалённая земля похоронная — Вавилон петь его умоляет.

                   

(перевод Алексея Парщикова)

-------------------------------------------------------------

Пояснение к тексту.

Перед русским читателям только первая главка поэмы Леонарда Шварца. Поэма до сих пор пишется, растёт, и очевидно превратится в книгу об американской войне в Афганистане.

Батарейный Парк расположен рядом с бывшими "близнецами", башнями Всемирного Торгового центра. Место, где находились башни, теперь называется "нулевым основанием" или "нулевой землёй" (Ground Zero). В парке — одна из немногих в городе табличек со стихами с текстом поэта Франка О'Хары, приведённый у Шварца курсивом. Табличка созранилась после авиаудара. Санто–Доминго: одна из самых больших эмиграций в Нью–Йорке; самолёт, потерпевший катастрофу над городом в октябре 2001г. направлялся в Санто Доминго. Недалеко от Батарейного парка стоит в начале Манхаттана огромный медный или бронзовый буйвол, серьёзный, в диком рвении, с раздувающимися ноздрями.